Прочитал недавно в № 1 нашего профессионального журнала «Журналист» за этот год такую фразу: «Консенсус и компромисс в переходный период плохо достижимы чаще всего не из-за многообразия интересов, а из-за их несформированности и отсутствия понимания». Прочитал и задумался. А уместно ли употреблено автором публикации первое иноязычное слово «консенсус»? Ведь оно в точности «копирует» наше общеупотребительное русское слово «согласие».
Читателю хорошо известно, что в последние 10-15 лет наш русский язык стал интенсивно «насыщаться» иноязычными словами, главным образом, англо-американского происхождения. Заимствования, конечно, были во все времена. Однако когда они превышают все допустимые нормы, то это вызывает большую озабоченность у учёных-языковедов, писателей, деятелей культуры. Известный современный ученый-русист профессор Л.И.Скворцов в конце прошлого века опубликовал в журнале «Русский язык в школе» статью под заголовком «Что угрожает русскому литературному языку?». Так вот, одной из первых угроз он назвал ненужные, зачастую ничем не оправданные, дублирующие, заимствования. Действительно, чем «консенсус» лучше «согласия», а «миллениум» лучше «тысячелетия»? (Разве что по своей благозвучности?!) Зачем вводить в нашу речь иноязычное слово «имидж», если есть хорошее русское слово «образ»? Зачем нам «саммит», если можно сказать по-русски «встреча в верхах»? Зачем «маскироваться» и говорить «обсценная лексика» вместо откровенного (чисто по-русски) – «матерная лексика»? Чем модный нынче в кинематографии «ремейк» лучше нашей обычной «переделки»? Вопросы, вопросы…
Другой известный учёный-языковед профессор В.Л. Воротников справедливо пишет: «В современный русский язык прочно вошло заимствованное из английского слово «киллер» в значении «наёмный убийца». Казалось бы, его появление вполне оправдано: во-первых, им обозначено новое явление - действительно, о наёмных убийцах в нашей повседневной жизни лет двадцать назад нам говорить не приходилось; во-вторых, оно более компактно по сравнению с двусловной номинацией «наёмный убийца», что тоже удобно в наше время ускорения темпа жизни и речи. Но всё же, всё же… Ведь назвать человека наёмным убийцей – это одновременно вынести ему самый суровый нравственный приговор, а назвать его киллером – это как бы просто определить род его про-фессиональных знаний: «Я дилер, ты киллер, оба мы вроде бы делом занимаемся». В логике рассуждения – профессору не откажешь!
Иногда бывает и так, что говорящий или пишущий точно не знает, какой смысл выражает употреблённое им иноязычное слово. Хотелось бы привлечь внимание студентов-юристов, будущих судей, прокуроров и адвокатов, к такой фразе из судебной речи. «Я надеюсь, - говорит адвокат, - что мы сможем инспирировать моему подзащитному, что он ещё сможет встать на путь исправления». Иноязычное слово инспирировать, как толкуют наши словари, означает спровоцировать. В этой же фразе его значение явно искажено. Как можно «спровоцировать» подсудимого, чтобы он при этом встал на путь исправления?! К тому же, в этой фразе заметны и «следы» тавтологии: «сможем», «сможет».
Если вы решили употребить на письме или в своей устной речи какое-то малопонятное вам иноязычное слово, то его непременно надо найти или в толковом словаре, или в словаре иностранных слов. А лучше… его вообще не употреблять!